Выпуск: 599, Рамадан 1441 г.

Категория: Актуально

Повороты судьбы бывают настолько круты и непредсказуемы, что остаётся только удивляться. Казалось бы, что в 1850 году могло связывать ставшего впоследствии известным на весь мир русского писателя Фёдора Достоевского и пятерых дагестанцев?

Тюрьма. Писатель был заключён на четыре года в Омский острог за участие в антиправительственном кружке. С 1850 по 1854 год Достоевский многое увидел и пережил на каторге в Омске. Там же встретил заключённых-дагестанцев. Его сокамерниками стали два лезгина и трое «дагестанских татар», то есть кумыков. 

В дальнейшем на основе своих воспоминаний и впечатлений о тюремной жизни Фёдор Михайлович написал документальную повесть «Записки из Мёртвого дома». 

В четвёртой главе данного произведения писатель описывает состав тюремной казармы и своих соседей-сокамерников. Среди них особенно впечатлил Достоевского «ещё нестарый, росту невысокого, сложенный, как Геркулес» дагестанец по имени Нурра. 

«В каторге его все любили. Он был всегда весел, приветлив ко всем, работал безропотно, спокоен и ясен, хотя часто с негодованием смотрел на гадость и грязь арестантской жизни и возмущался до ярости всяким воровством, мошенничеством, пьянством и вообще всем, что было нечестно; но ссор не затевал и только отворачивался с негодованием», – рассказывает Достоевский. 

По словам писателя, Нурра был «чрезвычайно богомолен» и «во всё продолжение своей каторги не украл ничего, не сделал ни одного дурного поступка».

«Молитвы исполнял он свято; в посты перед магометанскими праздниками постился как фанатик и целые ночи выстаивал на молитве. Его все любили и в честность его верили. «Нурра – лев», – говорили арестанты; так за ним и осталось название льва», – вспоминает писатель. 

Трое дагестанцев, сокамерников писателя, были родными братьями. Место на нарах самого младшего из них, Алея, находилось рядом с Достоевским. 

«Алей был не более двадцати двух лет, а на вид ещё моложе, – описывает его Достоевский. – Его прекрасное, открытое, умное и в то же время добродушно-наивное лицо с первого взгляда привлекло к нему моё сердце, и я так рад был, что судьба послала мне его, а не другого кого-нибудь в соседи».

«Он избегал ссор и брани, хотя был вообще не из таких, которые бы дали себя обидеть безнаказанно, и умел за себя постоять. <…> Алей помогал мне в работе, услуживал мне чем мог в казармах, и видно было, что ему очень приятно было хоть чем-нибудь облегчить меня и угодить мне, и в этом старании угодить не было ни малейшего унижения или искания какой-нибудь выгоды, а тёплое, дружеское чувство, которое он уже и не скрывал ко мне. Между прочим, у него было много способностей механических: он выучился порядочно шить бельё, тачал сапоги и впоследствии выучился, сколько мог, столярному делу. Братья хвалили его и гордились им», – напишет спустя много лет Достоевский.

С младшим из братьев они так сдружились, что писатель взялся его учить читать и писать по-русски. Вот как он это описывает:

«У меня был русский перевод Нового завета – книга, не запрещённая в остроге. Без азбуки, по одной книге, Алей в несколько недель выучился превосходно читать. Месяца через три он уже совершенно понимал книжный язык. Он учился с жаром, с увлечением.

Однажды мы прочли с ним всю Нагорную проповедь. Я заметил, что некоторые места в ней он проговаривает как будто с особенным чувством.

Я спросил его, нравится ли ему то, что он прочёл.
Он быстро взглянул, и краска выступила на его лице.
– Ах, да! – отвечал он, – да, Иса святой пророк, Иса божии слова говорил. Как хорошо!
– Что ж тебе больше всего нравится?
– А где он говорит: прощай, люби, не обижай и врагов люби. Ах, как хорошо он говорит!
Он обернулся к братьям, которые прислушивались к нашему разговору, и с жаром начал им говорить что-то. Они долго и серьёзно говорили между собою и утвердительно покачивали головами.

Потом с важноблагосклонною, то есть чисто мусульманскою улыбкою (которую я так люблю и именно люблю важность этой улыбки), обратились ко мне и подтвердили, что Иса был божий пророк и что он делал великие чудеса; что он сделал из глины птицу, дунул на нее, и она полетела… и что это и у них в книгах написано. Говоря это, они вполне были уверены, что делают мне великое удовольствие, восхваляя Ису, а Алей был вполне счастлив, что братья его решились и захотели сделать мне это удовольствие».

За два месяца занятий Алей, по словам Достоевского, «выучился превосходно писать» так, что это поразило его братьев и «они не знали, чем возблагодарить меня». 

Так вышло, что Алей покинул острог ранее своего друга-писателя. Перед тем как навсегда расстаться, они обнялись и тепло попрощались друг с другом. «Я считаю Алея далеко не обыкновенным существом и вспоминаю о встрече с ним как об одной из лучших встреч в моей жизни. Есть натуры до того прекрасные от природы, до того награждённые Богом, что даже одна мысль о том, что они могут когда-нибудь измениться к худшему, вам кажется невозможною. За них вы всегда спокойны. Я и теперь спокоен за Алея. Где-то он теперь?..» – напишет впоследствии Фёдор Достоевский в своей знаменитой повести «Записки из Мёртвого дома».

Роберт Курбанов