Выпуск: 569, Джумад уль-ахир 1440 г.

Категория: Социальная

Вор живёт в уверенности, что крадут все Начало 90-х. На окраинах великой империи замирали заводы и фабрики, зарплату иногда выдавали продукцией, а то и вовсе просили подождать. Вот и потянулся рабочий люд на рынки, торговали сначала «зарплатой», а потом – всем подряд. И утащить с завода моток проволоки или килограмм мяса из столовой уже не казалось чем-то зазорным. Для очень многих это стало единственным способом выжить… А ведь это уже было – в начале ХХ века, когда под лозунгом «Долой господ! Помещиков долой!» крестьяне выносили из домов дворян всё, что можно. И ведь логика была: «Мы не воруем – своё берём». Так и в 90-е: не воровали – своё брали.

Шабашка

Встречаются два друга и после взаимных приветствий один спрашивает другого: «Слышал, на новую работу устроился? И как, зарплата устраивает? Шабашка есть?» Вполне привычный вопрос, не правда ли? Вот только что стоит за этим определением «шабашка»? Устраиваясь на работу, заключая договор с работодателем, вы по факту продаёте ему свои знания, навыки, время, за что и получаете деньги.

 

И нарушение этого договора мало чем отличается от воровства. Скажете, зарплата маленькая, но так вы сами согласились на эти условия. Конечно, работодатель, устанавливая заведомо низкую оплату труда, по факту сам провоцирует своих подчинённых, но разве это понимание снижает вашу степень ответственности?

 

Считать ли взятку воровством? Кто-то скажет, что это сделка, ведь взамен вы получаете услугу, и вроде как оба участника остаются в выигрыше, но не мы с вами. Тот, кто даёт взятку, и тот, кто принимает, – воруют у государства. У нас с вами.

 

Государство – это я

Любой гражданин нашей страны вправе сделать это заявление, потому что это один из принципов государственности. Разве можно представить страну без народа? Нет, потому что именно народ и есть государство. Вот и получается, что, воруя у государства, вы воруете у себя, у своих детей, внуков, правнуков. Конечно, нельзя равнять всех под одну гребёнку, но безразличие к действиям других наносит не меньший ущерб.

 

Ничьё – значит, не моё

Почему-то в сознании большинства россиян закрепилось чёткое понимание, что, если государственное, – значит, ничьё и ценить и беречь это не нужно. Можно сколько угодно искать оправдание этому в истории, но разве это правильно? Своё мы бережём, а вот общественное…

 

И проявляется это в мелочах. Мы, даже не обратив внимания,  пройдём мимо подростков, пинающих урну или разрисовывающих непристойными надписями забор. Позволяем сыну-школьнику качаться на качелях для самых маленьких на детской площадке, не задумываясь над тем, что второго такого «малыша» они не выдержат.

 

Не обращаем внимания на то, что кто-то в городском сквере вырубил пару деревьев, а в соседнем дворе вместо футбольного поля – котлован под многоквартирный дом. И правда, зачем думать о тех, кто придёт потом?..

 

А что дальше?

Ваша племянница не сможет покачаться на качелях – они покорёжены детьми постарше. Внукам негде будет гонять мяч, потому что в их дворе нет футбольного поля. А гуляя вечерами в сквере, вы посетуете на то, что деревьев стало меньше, урны опрокинуты, а присесть на скамейку невозможно – уж больно они грязные. Булгаков в романе «Собачье сердце» дал, на мой взгляд, самое точное из всех возможных определение разрухи: «Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой?

 

Ведьма, которая выбила все стёкла, потушила все лампы? Да её вовсе и не существует. Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха… Разруха не в клозетах, а в головах...» Мы можем сколько угодно говорить о любви к Родине, но до тех пор пока государственное, общественное будет оставаться для нас чужим, то и страна нам родной не станет. 

 

САРАТ САЛАМОВА