Выпуск: 561, Сафар 1440 г.

Категория: История

В один из прекрасных спокойных дней в конце июля 1836 года по приказу царя Николая I правительственный пароход «Пётр Великий» отправился в плавание по Чёрному морю к востоку от Ялты. На борту находились генерал-губернатор Новороссии Михаил Семёнович Воронцов, генерал-губернатор Новороссийска граф де Витте, главнокомандующий русской кавалерией князь Галицин, князь Борис Четвертинский и другие императорские чиновники и гости. Англичанин Эдмунд Спенсер оставил нам подробный отчёт о плавании.

Так, он пишет, что после посещения достопримечательностей Восточного Крыма «…на рассвете следующего дня меня разбудили моряки, которые кричали «Черкесск! Черкесск!», и я впервые увидел Кавказские горы, чьи пики причудливых форм возвышались в небесах». Первым пунктом посещения стал форт Анапы, в то время единственный постоянный русский оплот вдоль Черноморского побережья вплоть до Грузии.

 

Остальная часть региона Западного Кавказа к югу от реки Кубань являлась всё ещё независимой территорией местных народов, которые постепенно принимали Ислам после того, как в конце 1470-х годов Крым и его окрестности перешли под власть султана Османской империи Мехмета II Фатиха. Благодаря безветренной ясной погоде после посещения Анапы пароходу удалось подплыть близко к берегу, где проживали черкесы.

 

Спенсер с энтузиазмом продолжал свой рассказ: «Эта страна похожа на Рай... а прекрасный пейзаж её побережья не похож ни на что другое на нашей планете. Горы были покрыты зеленью от самой высокой вершины до края воды, и куда бы ни падал взгляд: вдоль берега, вверх по пышным холмам или через плодородные долины – везде виднелись многочисленные отары белоснежных овец, мирно пасшихся на лугу вместе со стадами буйволов, величественными быками и чёрными козами.

 

Невозможно забыть и табуны красивых полудиких лошадей, гордо изогнувших шеи и раскинувших гриву, скачущих, как олени, через долины и длинные крутые склоны холмов. По мере того как наши судёнышки медленно скользили вперёд, мы отчётливо увидели маленькие сакли черкесов с дымом над крышами и хозяйскими дворами, окружёнными фруктовыми садами, создающими атмосферу довольства и покоя.

 

Пастухи в живописных костюмах, с длинными копьями в руках присматривали за стадами; поля были заполнены мужчинами, женщинами и детьми, вырубающими колышущуюся кукурузу; верблюды и буйволы, гружёные продуктами, медленно возвращались домой через глубокие долины. Это была прекрасная картина, которая сочетала самые возвышенные и живописные пейзажи с романтической красотой сельской жизни и реализовала всё, что могло родиться в самом живом воображении поэта, воспевающем Аркадию».

 

По мере продолжения круиза эти впечатления ещё более усиливались – появлялись пейзажи, которые можно было сравнить с самыми чарующими уголками Европы, что «…вызывало оживлённое восхищение всей нашей компании». До начала XIX века жители Западно-Кавказского региона очень противились визитам чужестранцев в глубь их земель. Однако по мере того как мощь России нарастала, иностранцы, хотя и с ограничениями, получили такую возможность – если имели одобрение местных властей.

 

Примечательно, что первоначальные представления коренных народов о внешнем мире были получены благодаря визитам французского дворянина шевалье Титбута де Мариньи, консула короля Нидерландов в Одессе, недавно основанной столице Новороссии. В 1818 году он командовал шхуной «Черкес» в рамках инициативы герцога де Ришелье, первого генерал-губернатора Новороссии, поддержанной царём Александром I и под покровительством черкесского принца Мехмета Индора Оглоу с тем, чтобы начать процесс мирного диалога с жителями региона.

Де Мариньи описал свой первый визит в местную усадьбу: «Мы оказались на очаровательной равнине, где река плавно текла под тенью чинары, ясеня, вяза, дикой яблони и груши, смешанными с виноградной лозой, которая тянулась к их верхушкам... Достигнув жилья, состоящего из четырёх хижин, окружённых деревьями, мы вошли в ближайшую из них, предназначенную для приезжих.

 

Она состояла из одной комнаты, оштукатуренной снаружи и изнутри глиной; в конце комнаты имелась большая дымовая труба в татарском стиле, а с обеих сторон стояли два вида диванов, покрытых накидками; стены украшали седловины, уздечки и оружие». Это описание типичной усадьбы или деревушки повторяют с небольшими вариациями и уточнением деталей последующие посетители региона.

 

Усадьбы редко состояли из более чем пяти или шести однокомнатных домиков и всегда включали «гостевой дом», где принимали приезжих и угощали самым щедрым образом. В отличие от народов Кавказа на востоке, западные регионы решительно отвергли строительство зданий из долговечных материалов. Спенсер заметил: «В характере черкесов есть одна особая черта – сильное отвращение к домам, построенным из камня, которые они воспринимают не для каких иных целей, кроме как для того, чтобы удерживать их в подчинении».

 

Эти усадьбы были «построены, согласно их обычаю, из самых хрупких материалов [и внутренняя обстановка была минимальной] с тем, чтобы в случае необходимости можно было их уничтожить [перед лицом вторжения врага, и не принося никакой материальной выгоды нападавшим], потеря была бы пустяковой».

 

Дж. А. Лонгворт, ещё один англичанин, который побывал в 1840 году в этом регионе, пишет: «Их манера строительства похожа на плетение корзины. Домик легко поджечь и почти так же быстро перестроить... Человек испытывает меньшее желание в дезертирстве и поджигает своими руками жильё, сохранение которого в более цивилизованных странах обычно связано с утратой свободы».

Это уникальное отношение черкесов к собственности отметил и Джеймс Станислав Белл, который проживал в этих краях в период между 1837 и 1839 годами, отмечая, что «…владение землёй, кажется, основано здесь на замечательном примитивном восприятии. Никому не приходит в голову занять территорию земли больше, чем он может возделать; на самом деле не более того, что он непосредственно засеял.

 

Земля фактически считается национальной собственностью и занятость – единственное условное название для жителя региона в отношении любой части земли». Анапа была единственным местом на Кавказе в первой половине XIX века к западу от Сухум-Кале (современный Сухуми, Абхазия), в котором имелись мечети и минареты, построенные из долговечных материалов.

 

Местные мечети были простыми зданиями традиционной народной постройки, такими как дома, описанные Беллом при его знакомстве с судьёй и имамом хаджи Исмаилом: «Нас проводили в небольшой деревянной загон с аккуратным глиняным домом посередине, который мы нашли, это была мечеть». Традиционные мужские гостевые дома использовались для поклонения, как в примере, приведённом Беллом: «Там был мулла из благородной семьи, нанятый нашим хозяином, чтобы руководить молитвами в его семье во время месяца Рамадан.

 

В это время года там, где имелся мулла, все молящиеся мужчины в деревушке собирались на закате, чтобы совершать молитвы вместе с ним». После окончательного поглощения Россией региона в 1864 году большая часть мусульманского населения Западного Кавказа начала переселяться в Юго-Восточную Европу или Турцию и за её пределы.

 

Их уникальные культурные ландшафты, эфемерные по самой своей природе, оберегаемые стратегическими целями их основателей и пронизанные Исламом, исчезли навсегда; их можно было восстановить только по письменным отчётам симпатизирующих иностранных гостей и их ещё более ограниченным визуальным описаниям.

 

Возможно, наиболее живописными воспоминаниями об этом потерянном крае – уникальном для всего исламского мира – стали следующие слова Белла о вечернем азане в далёких черкесских сумерках: «Все оттенки вечера начали разрастаться вокруг нас, когда мы достигли красивой деревушки под названием Абун Баши, где стояла мечеть, которая, хотя и простейшей формы, построенная полностью из дерева, имеет, тем не менее, те же пропорции, что и храмы в других местах.

 

Минарет мечети состоял из высокого тополя, на который поднялся муэдзин с помощью надрезов на стволе, а на самой верхушке располагалась корзина, служившая в качестве балкончика. Заняв свой пост наверху, он произнёс свой призыв в молитвенный дом, к тому моменту, когда мы приехали. Эти звуки были нам знакомы; они были такими, которые благословляют вечерний час по всему Востоку, но, несмотря на то, что я слышал их прежде и был впечатлён ими, никогда этот звук не вызывал таких эмоций, как теперь, в этой пустынной местности, – громкий, захватывающий и продолжительный, он возносился среди скал, пещер и лесов, погружаясь в глубокую тень, возвещая о единстве и величии Господа, и приглашал всех, кто его слышал (и можно было подумать, что в таких местах их было несколько) к поклонению».

 

ГАЙ (ГАЙДАР) ПЕТEРБРИДЖ ПРОФЕССОР, СПЕЦИАЛИСТ ПО КУЛЬТУРНОМУ НАСЛЕДИЮ И ИСТОРИИ ИСЛАМА, АВСТРАЛИЯ, РОССИЯ