Выпуск: 551, Шаабан 1439 г.

Категория: Религия

Мир природы удивителен. Главное, надо уметь это увидеть и наслаждаться увиденным.

Как-то сижу с мужиками в парке на скамейке, разговариваем о житье-бытье, как вдруг, откуда ни возьмись, рядом приземлились две вороны и начали важно прогуливаться по зелёной лужайке. Один из сидящих, указывая взглядом на этих птиц, говорит:

 

– Создал же Бог всех под одну гребёнку, наглая и некрасивая птица! Вот попробуй тут и разберись, где «она», а где «он»? Утки – другое дело! Селезень – самец, а серая кряква – утка. – По-моему здесь тоже всё ясно, – ответил я, заступаясь за умную птицу.

 

– Взлетел – значит, самец, а если взлетела – самка. Мужики сдержанно рассмеялись. Но коли уж разговор зашёл о воронах, так и хочется о них сказать доброе слово. Неважно, что они не блещут нарядами, они созданы такими, какие есть, к тому же умеют мыслить, в отличие от других пернатых, и этого у них не отнимешь.

 

Было это зимой. Однажды, собираясь в парк на прогулку, взял с собой хлебушка, думаю, заодно покормлю пташек, всё же зима, кто как не мы, люди, должны позаботиться о птицах. Только начал разбрасывать на снежной простыне крошево, как сразу же налетели голуби и, устроив между собой соревнование «кто быстрей», принялись торопливо подбирать кусочки.

 

Вдруг с соседнего куста с шумом упала стая вездесущих воробушков. Не раздумывая, они воровато стали отбирать пищу у хозяев застолья. Ворона прилетела с некоторым опозданием. В отличие от прожорливых соседей, она не спешила присоединяться к общей трапезе, а сначала решила оглядеться.

 

Встала в сторонке и, убедившись, что вблизи никакой опасности нет, с достоинством бочком сделала осторожный прыжок в сторону «стола» и снова остановилась, словно ожидая приглашения. Потом с недоверием глянула на меня: «Нет уж, не такая я дура, как эти, что возле тебя вьюном крутятся!

 

Если хочешь угостить, подай мне отдельно, а чтоб вот так, за общим столом, – не-е-е, не дождёшься! Я птица порядочная, стало быть, мне по статусу не положено быть рядом с ними!» Затем повертела глазами и сделала ещё один осторожный прыжок к кормушке. Я бросил ей ломтик хлеба.

 

Проявляя тактичность, она не побежала сразу, как бы это сделали голуби или воробьи. Сначала глянула на лежащую в сторонке корочку и, взглядом поблагодарив меня, не спеша подошла к лакомству, всем своим видом показывая: «Ну что ж, коли угощаешь, почему бы и не взять! Отказываться от угощения неприлично». Взяв лежащий на снегу кусочек хлеба, отлетела в сторонку.

 

Наступила весна. Прогуливаясь опять же по парку, вижу, как две вороны подошли к довольно-таки большой луже. Глянув в зеркало воды и убедившись в её прозрачности, одна из ворон подошла к стоящей рядом подруге, дотронулась до неё клювом, шепнула: – Ты постой на берегу, постереги, а я искупнусь.

 

Сразу вдвоём нельзя, мало ли что – подойдёт какой-нибудь нахал, потом не отгонишь, будет стоять пялить глаза. – Не беспокойся, я здесь подежурю, – успокоила другая, и первая смело шагнула в воду. Купалась Карлуша долго и с наслаждением. Сначала она мыла голову, погружаясь то и дело в воду, а затем, приподняв крылья, начала нырять, а выныривая, старательно сбрасывала с себя остатки влаги и снова оку
налась, повторяя раз за разом полюбившуюся процедуру.

 

Вторая всё это время стояла на берегу, ни на шаг не отходя от озерца. Вдоволь накупавшись, первая неторопливо, чуть переваливаясь с боку на бок, вышла из воды, отряхнулась. Почистила клювом пёрышки, поблагодарила подругу, и они улетели. Рассказ, посвящённый воронам, был бы незавершённым, если не дополнить его ещё одним запомнившимся эпизодом.

 

Жарким летним днём, уединившись в парке от городской суеты и наслаждаясь медовым запахом цветущих лип, голосами певчих птиц и шёпотом блуждающего ветра, чего-то ищущего в кустах разомлевшего краснотала, я увидел, как чёрный воронёный жук, спина которого отсвечивала на солнце радужными бликами, словно бульдозер толкает впереди себя комочек глины.

– Куда же ты его хочешь доставить? – обратился я к труженику.

– Какое твоё дело? Идёшь своей дорогой – иди! А то ходят тут всякие бездельники, только работать мешают! Лучше бы под ноги смотрел, а то чуть было на меня не наступил! Мне лясы с тобой точить некогда! – молчаливым упрёком ответил жук, продолжая передвигать свой тяжёлый груз к месту назначения.

– Ладно, коли так – извини, друг, виноват, – и я пошёл дальше.

Рядом промелькнула птичка, неся в клюве прутик, видимо решила подремонтировать своё жилище. Утки со своими выводками беспечно плавали в заросших заводях, то и дело ныряли в воду в поисках пищи. Выйдя на небольшую поляну, я вдруг увидел, как возле кустика старательно трудится ворона над каким-то объектом. Невольно остановился.

 

На траве, отражая солнечные лучи, валялась верхняя часть пластиковой бутылки, похожая на воронку. Теперь эта бесхозная половинка зачем-то понадобилась вороне. Долго мучилась птица над ценной находкой: и так подойдёт к ней, и этак, а зацепиться не может. Клюв с конусной части воронки то и дело соскальзывает, словно салазки с ледяной горки, а я стою и переживаю.

 

Так и хотелось подсказать, чтобы к нужной ей находке зашла со стороны горлышка. Сделав последнюю попытку и получив тот же результат, ворона решила передохнуть. «Вещь, конечно, хорошая, – раздумывала она во время отдыха. – В хозяйстве наверняка бы пригодилась, но одной, похоже, мне не справиться. Может, за подругой слетать?»

 

Постояла, поразмыслила и подошла к воронке со стороны горлышка. От радости я чуть было не закричал «ура!», но вовремя спохватился, что своими излишними эмоциями могу спугнуть птицу. Просунув клюв в горлышко и постояв пару секунд, видимо проверяя надёжность захвата, птица сделала отталкивающий прыжок и взлетела. Но, пролетев несколько метров, снова приземлилась. Ноша оказалась непосильной, и виной всему – сопротивление воздуха.

 

В этот по-летнему солнечный день обитатели парка, как и люди, жили своими ежедневными заботами: строили гнёзда, добывали пищу, выращивали птенцов, подчиняясь циклическому течению времени, а на досуге, радуясь теплу, распевали весёлые песни. Глядя на тружеников парка, мне стало стыдно за своё праздношатание и безделье, и, дослушав весёлую песню пичужки, я направился к дому.

 

АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВ-КАСЬКИНСКИЙ